«Тамара прожила в США тринадцать лет, стала гражданкой этой страны и…уехала обратно в Грузию. Не насовсем, наверное, но вот уже не первый год она собирается с силами, чтобы вернуться в Америку, такую свободную, демократичную и полную неограниченных возможностей…»
Так я писала про свою подругу несколько лет назад. С тех пор она пробовала пару раз вернуться и остаться в США. Но через неделю после приезда начинала депрессировать, а на вторую резко собиралась и летела прочь из этой страны, в которую когда-то так неистово рвалась.
Про манную кашу
Познакомились мы с ней в Штатах, куда занесло и меня на рубеже столетий. Эта маленькая грузинская женщина удивила и восхитила своим упорством и работоспособностью. Она работала по двенадцать часов ежедневно — была менеджером в продуктовом магазине. К тому времени настолько адаптировалась к американской жизни, что имела не только дорогую машину, но и отдельный дом. То есть жила в районе Филадельфии, где дома стоят обособленно, как будто в лесу, а на полянках рядом с ними иногда пасутся непуганые косули.
В таких обеспеченных районах, как правило, безлюдно, а узкие дороги извилисты и не освещены уличными фонарями. Ну, вспомните какой-нибудь голливудский триллер, где за жертвой гоняется псих с электропилой. У жертвы шансов нет, потому что вокруг ни души, а машина — единственное спасение (общественный транспорт здесь вообще не ходит), конечно же, не заводится. Вот именно такие картинки возникали у меня в воображении, когда я посещала к Тамару.
Особенно не уютно было в этом Single-Family Detached House (отдельно стоящий дом), когда она только его купила. Разумеется, в кредит, взятый у банка под залог недвижимости, который здесь называется моргидж (mortgage).
Дом — довольно старый, неухоженный, холодный. Тамара говорила, что сделает из него конфетку. И сделала. После ремонта в двухэтажном особняке стало комфортно и красиво. Но у меня все равно сжималось сердце от вида одинокой миниатюрной фигурки, стоящей возле дверей, когда я уезжала от нее. Представляю иронию тех, кто читает эти строки: ну, как же отдельный дом в богатом районе, а она такая несчастная и одинокая. Нет, на самом деле, она сильная и оптимистичная, но выпадали дни, когда ей было плохо, как любому человеку, и вот тогда она остро чувствовала, что такое эта чужая страна.
— Знаешь, я до сих пор помню, как ты приехала с манкой, чтобы варить кашу, когда мне удалили зуб, — говорит Тамара.
Я вот этого эпизода как раз и не помню. Подумаешь, привезла копеечную крупу. Но на нее, тогда страдающую физически и морально в одной из своих спален, эта манная каша навеяла ностальгическую тоску по нашему не показному, а искреннему сочувствию ближнему. Может быть именно тогда, ей состоявшейся на чужбине, независимой и обеспеченной, невыносимо захотелось домой…
Как все начиналось
В США Тамара попала по программе Au Pair, которая в Европе работает уже более полувека. Ее название в переводе с французского означает «на взаимной основе» или «по обмену». А в Северной Америке программа была утверждена в 1988 году.
Судя по сайтам, которые и в настоящее время активно зазывают молодых девушек от 18 до 26 лет поучаствовать в Au Pair, она дает возможность совершенствовать владение иностранными языками, «а также с головой погрузиться в новую культуру». Происходит все это в иностранных семьях, куда поселяют участниц программы на год для того, чтобы они присматривали за хозяйскими детьми и выполняли некоторую домашнюю работу за еду и небольшую зарплату.
Участницы программы, кроме среднего образования, хорошего здоровья и знания языка (в данном случае английского), должны иметь водительские права и опыт вождения не менее шести месяцев. Что касается английского, то у Тамары он был в рамках школьных знаний, т.е., практически отсутствовал, а водительские права и опыт вождения не существовали даже в теории. Тем не менее, на тестировании она почему-то завела машину и даже смогла сдвинуть ее с места. Как это произошло, она не понимает до сих пор. Может быть ей просто это показалось, а той фирме, которой она заплатила за участие в программе 1700 долларов было все равно, водит она машину или нет.
В общем, счастливая участница программы Au Pair, прилетела в столицу мира Нью-Йорк, где ее и еще двух молодых девушек никто почему-то не встретил. Но они смогли самостоятельно добраться до нужной гостиницы, в которой их все-таки ждали координаторы программы. Они в течение недели инструктировали вновь прибывших гувернанток: в семьях девушки непременно должны быть счастливыми, и старательно ухаживать за детьми, к примеру, ни в коем случае, не одевая им на головы полиэтиленовые пакеты.
Обогатившаяся этими необходимыми знаниями, Тамара отправилась в пригород под Нью-Йорком в первую семью к Джону и Мэгги присматривать за их мальчиками трех и пяти лет.
Нехорошо любить, «толстый» не произносить
— Американцы за участие в этой программе платят 4000 долларов, в которые входит и стоимость билета для няни на самолет в оба конца. Вместе с зарплатой гувернантки семья тратит, в общей сложности, 10 000 за год, — посчитала расходы работодателей Тамара. — И очень хорошо экономит. Когда нанимают бебиситтеров вне программы, то платят им в четыре раза больше. Кроме того, оплачивая эту программу, американцы освобождаются от всех налогов. А Мэгги и Джон к тому же скрупулезно выводили на бумаге, сколько потратили на мою еду, на бензин, когда возили меня на мероприятия, что бы развлекать, а потом эти списки передавали координаторам программы. На самом деле они меня всего два раза свозили в церковь, и постоянно просили написать, что мы еще ездили, например, в парк или в магазин. Кстати, зарплата у меня была 136 долларов и 40 центов в неделю. На них я покупала себе продукты, потому что не могла есть тот фастфуд, который ели в семье. И ты думаешь я хоть раз получила 137 долларов? Ошибаешься, никогда!
Время шло, Тамара и ее хозяева терпели друг друга. Она постигала чужой язык в общении с очень милыми ребятами. Старший смешно корчил из себя взрослого, говорил умные фразы, поправляя очки на носу. А младший был просто забавным, как все детки в его возрасте. Тамара пыталась выразить Мэгги, как она относится к маленькому мальчику и употребила при этом английское слово «любить». Мэгги сказала, что нехорошо любить одного ребенка, когда другой просто нравится. Это проявление дискриминации в отношении ее детей.
Иногда приходили какие-то учителя на пенсии — волонтеры и вроде, как обучали языку, медленно и громко твердили те слова, которые она помнила из школьной программы. Ими же и изъяснялась, активно помогая себе жестами, при этом жестикулировала не только руками, но и ногами. В общем, очень старалась. В целях постижения английского заглядывала в настенный календарь, где Джон и Мэгги отмечали, что нужно сделать в определенный день.
— Отвести ребенка куда-то, встретиться с кем-то… Я такие календари видела у многих американцев, ну, понимаешь, как это все сложно запомнить без заметок в календаре, — иронизирует Тамара. — На каждый четверг в девять часов вечера была назначена встреча Джона и Мэгги. Один четверг в месяц, правда, пропускался, но встреча не переносилась на другой день. Я все никак не могла понять, чего это они встречи себе назначают?
И вот однажды, когда Джон в назначенное время не мог оторваться от телевизора, Тамара заметила, как Мэгги укоризненно смотрит на него, качая головой. Супруг не выдержал морального давления супруги, с досадой выключил телевизор, и пара удалилась в спальню выполнять важный для семейного счастья пункт календаря. Пусть добровольно-принудительно, зато неукоснительно и по утвержденному плану.
Как-то Мэгги стала угощать Тамару пирогом, который сама испекла. А та стала отказываться, неудачно пошутила, мол, растолстею — показала руками каких размеров может стать и произнесла вновь выученное слово «fat» (толстый, жирный). Мэгги промолчала, а через неделю муж с женой, весьма упитанные люди, перед уходом из дома оставили записку, в которой сообщали о том, что вечером произойдет серьезный разговор.
— В течение дня я все думала, в чем я провинилась на этот раз, потому что со мной очень часто серьезно беседовали. А вечером супруги сели напротив меня и грозно провели урок английского языка. Я не все поняла, но до меня дошло, что в Америке слово «fat» произносить нельзя в отношении человека, оно очень оскорбительное, надо говорить «heavy» (тяжеловесный). Они составили протокол нашей беседы, который я должна была подписать. Я вообще у них очень много таких протоколов подписывала, потом поняла, что на меня собирали компромат для координаторов.
У меня была обязанность стирать одежду детей и как-то раз в стирку попали вещи Мэгги и Джона. Они написали бумагу координаторам по этому поводу, где указали, что я сама решила постирать их вещи, а не они меня заставили. Однажды я сфотографировала детей после душа в одних полотенцах, после чего мне долго внушали, что, если кто-то из них в будущем станет президентом, то эта фотография будет компроматом для него. В другой раз я на выходных собралась в Нью — Йорк и попросила, что бы меня подвезли на станцию, откуда ходят поезда. Ехать было недалеко, минут пять, но по скоростной трассе, где пешком вообще не пройти. Мне сказали, что я не имею права беспокоить их в выходные дни и опять составили протокол, в котором указали сколько времени потратили на разъяснительную беседу, вместо того, чтобы заниматься домашними делами.
То заседание, на котором ей объяснили, как правильно нужно называть толстых людей было последним.
— Я смотрела на них и хотела хохотать, — говорит Тамара со своей неподражаемой грузинской манерой строить русские предложения.
Она решила больше не ждать разъяснительных бесед и попросила координаторов поместить ее в другую семью. По правилам программы имела право только один раз поменять место своего счастливого проживания.
От интеллигентных американцев к иммигранту из Гаити
Вторая семья жила в Нью-Йорке. Супруги были весьма образованными: Маргарет редактировала кулинарные книги, Стив — служил в адвокатской контре. У них были дочки шести и двенадцати лет. Особенно трудно Тамаре пришлось с барышней подросткового возраста, которая ненавидела свою гувернантку за ее плохой английский и вообще за то, что она была. Девочка постоянно хамила, Тамара терпела. Но в остальном все было хорошо. И даже, когда выяснилось, что Тамара на самом деле не может водить машину, супруги не только не возмутились, но и оплатили уроки вождения, потратив на ее обучение 300 долларов. В качестве учителя наняли двухметрового чернокожего Тони, иммигранта с Гаити.
Как-то раз во время обучения, импульсивная грузинская женщина разнервничалась от того, что не может правильно затормозить. На своем эмоциональном английском она стала объяснять, что урок прекращает и выходит из машины. Тони при этом очень испугался, попросил успокоиться и отъехать от полицейских, которые оказались рядом: если увидят, что белая женщина выбегает в панике из машины, где сидит черный парень, то ему мало не покажется. Тамара эту особенность американской жизни усвоила и однажды ею воспользовалась.
Случилось это, когда интеллигентная семья заявила, что детей отправляет в лагерь на лето и в ее услугах больше не нуждается. Вот так внезапно закончилось участие Тамары в программе Au Pair. На такой случай координаторы инструкций не давали, и она пошла к своей знакомой по Тбилиси. Мадина жила в двух станциях метро и тоже присматривала за ребенком американки.
— С Джил я до сих пор поддерживаю дружеские отношения, — говорит Тамара. — Она немного странная, но хорошая, разрешала приходить в ее дом, чтобы мы встречались с Мадиной, в отличие от моих хозяев, которые не позволяли мне приглашать знакомых. Но когда я осталась на улице, то Джил, как настоящая законопослушная американка сказала, что оставаться мне в стране нельзя, и я должна уехать в Грузию. Почему-то решила, что меня будет искать Интерпол.
Неужели в Интерполе нечего делать, как только интересоваться какой-то няней, удивилась тогда Тамара и ушла.
Она сидела в грязном нью-йоркском метро с чемоданом и 60 долларами в кармане, и не знала куда идти дальше. Вот тогда и вспомнила об инструкторе по вождению. Смело отправилась в черный район в Бруклине, где в многоквартирном доме (apartments) жил иммигрант с Гаити. Постучала в дверь подъезда, но сосед, выглянувший из окна второго этажа, сказал, что Тони нет дома и стал ее прогонять.
— У нас же не так, — возмущается Тамара местными порядками. — Почему не впустить в подъезд, если ты меня видел, и знаешь, что я пришла к своему учителю.
Но парня действительно не было дома, а когда он появился, то находчивая от отчаяния Тамара стала объяснять ему, что ей надо договориться о занятии на завтра. Озадаченный Тони едва успел открыть дверь, как Тамара влетела в подъезд и, чтобы снова не оказаться на улице пригрозила — если выгонит, то она будет кричать, как будто он ее насильно втащил. Она говорила, что ей надо остаться у него на несколько дней, потому что некуда идти и видела, как он ее ненавидит.
— Я никому этого не рассказывала. В Грузии попробуй расскажи, что ты три дня жила у черного парня. Кто поверит, что он меня только в прихожую пустил, и я спала на коврике. В первый день Тони вынес из дома всю еду. Наверное, надеялся, что я выйду в магазин и он меня обратно не пустит. Но я голодала и сидела в квартире.
Спасенная землячкой
Она постоянно листала свои, казалось, уже не нужные записные книжки, и вдруг на каком-то клочке бумажки нашла телефон грузинки, которая здесь за плату устраивала людей на работу. Не надеясь особенно на то, что ей ответят, Тамара позвонила и, к счастью, услышала свою землячку. Рассказала, что ей негде жить, нечего есть и вообще она не знает, что делать. Та назначила ей встречу в метро, привела к себе домой, а через два дня в счет будущей платы нашла работу.
Так Тамара вышла из замечательной программы Au Pair, счастливо просуществовав в ней всего полгода, и стала работать самостоятельно в частном доме престарелых.
Но это уже другая ее история…