Горбачев, «Золотая маска» и фантазии Херманиса

Некоторые актеры и режиссеры, демонстрируя презренной публике, что они якобы создают произведения искусства, на самом деле с каким-то иезуитским наслаждением искажают историю. Причем, как давнюю, так и ту, что еще свежа в нашей памяти. И публику презирают на самом деле. Иначе, как можно было поставить спектакль «Горбачев», в котором так много лжи, а потом еще за него присудить специальный приз премии «Золотая маска».

С любовью по искалеченным судьбам

Режиссер Адольфа Шапиро, возглавлявший жюри премии, считает, что мерилом общественной значимости этого спектакля стала художественность. А по моему мнению, зрителя, вкусившего в полной мере и перестройку, и ускорение, и тот самый треклятый разрушительный процесс, который пошел с «легкой» руки реформатора, этот спектакль откровенный плевок в людей, лишившихся страны по его милости.

В аннотации же к постановке утверждается, что латвийский режиссер Алвис Херманис посвятил ее паре, которая, прошла через всю жизнь, держась за руки. Раиса Горбачёва всегда оставалась прекрасной дамой, а Михаил — рыцарем, который совершал подвиги, чтобы завоевать ее сердце. Боже мой, какое умиление!

Однако эта влюбленная парочка оставила после своего пребывания у власти в течение шести лет миллионы искалеченных судеб. И это вовсе не преувеличение. Последствия правления Михаила Горбачева известны, их мы расхлебываем по сей день. Достаточно только отметить, что с развалом СССР из союзных республик многие русские люди вынуждены были уехать, поскольку там началась не только разруха, но и русофобия. И я знаю, о чем говорю: в конце 90-х встречалась с русскими, покинувшими Среднюю Азию и Закавказье, в США.

Именно Соединенные Штаты тогда стали прибежищем для них, потому что в России тогда не ждали своих соотечественников, и получить им российское гражданство было почти невозможно. Зато стать американским беженцем запросто. И родившиеся в Советском Союзе, но по милости первого и единственного советского президента вдруг оказавшиеся в суверенных государствах, где жить стало невозможно, отправились за океан, в Америку. А что такое иммиграция знает только тот, кто ее пережил, оставляя родину и все, связанное с ней: дом, друзей, работу, надежды и даже веру.  

Вещий сон и перестроечная реальность

Херманис же то ли по недомыслию, то ли от уверенности, что все его режиссерские задумки несут особую художественность, вкладывает в уста актрисы Хаматовой сон Раисы Максимовны. Она рассказывает о нем почти в самом начале спектакля и эти вещие грезы, если они действительно привиделись первой советской леди, могли бы стать эпиграфом не только к нему, но и всей их совместной биографии с супругом. Во сне пара карабкалась из черной бездны, их руки были в крови, а когда Горбачевы выбрались и ямы, то на них стало падать что-то темное и послышалось: «Предатель!»

Ей бы тогда, после сна, остановить мужа, образумить его, отговорить от желания «что-то изменить». Так нет же, она сама возмущается старцами, сидящими в Кремле, в то время, как в стране якобы нет мяса и молока, а продукты выдают по талонам. Тут хочется спросить у режиссера: вы серьезно? В Советском Союзе до правления Горбачева не было продуктов? А вы, господин, латвийский режиссер, родившийся в 1965 году, ничего не путаете?

Мясо и молоко в стране кончилось вскоре после перестройки. Прекрасно помню, как в 1989 году, родственники, которых мы с семьей навещали в Красноярском крае, делились с нами своими талонами на еду. А через несколько месяцев я поехала на сессию в вуз северной столицы, которая тогда еще называлась Ленинградом, и получила в деканате талоны, в том числе, и на импортную консервированную ветчину. И уже не могла купить в городе на Неве подарки для своих малолетних детей, потому что промтовары в то время продавали только по паспорту с местной пропиской.

Фашисты тоже люди?

Словом, мы с Херманисом, люди одного поколения и не знать того, что происходило в нашей с ним общей стране в пору реформаторства Горбачева, он не может не знать. Значит, врет совершенно сознательно, и сознательно «украсил» свой спектакль мелкими, но ядовитыми деталями о Великой Отечественной войне.

Воспоминания главных персонажей о том периоде чрезвычайно скудны, и сводятся только к тому, чтобы как бы невзначай куснуть советскую власть и, как бы, между прочим, оправдать фашистов. Актер Миронов в образе Михаила Сергеевича сетует на то, что его односельчанина, который служил старостой у немцев, ни за что осудили как врага народа на десять лет лагерей. А ведь того, якобы всем селом уговаривали работать у фашистов, чтобы старостой стал свой, кому доверять можно, и, по словам Горбачева, на этой должности он многих односельчан спас.

И снова возникает желание уточнить у режиссера, неужели оккупанты интересовались мнением жителей русской деревни, которых они за людей-то не считали, какой им староста больше по вкусу? А потом прислушивались к советам избранного всем селом старосты, когда решали, кого расстрелять, а кого в живых оставить?   

Театральная же Раиса Горбачева в исполнении актрисы, сбежавшей нынче в Литву, в своих детских воспоминаниях рассказывает о плененном немце, который плакал, когда смотрел на ее младшую сестру. То есть, надо полагать, представлял в это время свою сестренку или дочь. Обалдеть просто можно от того, как тонко режиссер подсказывает зрителю, что и фашисты тоже люди.

Кстати, уже замужняя Раиса Максимовна почему-то в спектакле все время называет своего супруга Микки. Это в ту пору, когда он рулил отделом агитации и пропаганды в ставропольском крайкоме ВЛКСМ! Где же она такой пошлости набралась в разгар советской власти?   

Если бы не прекрасное сочинение о Сталине…

А еще под чутким руководством режиссера исполнители двух ролей спектакля вспоминают о деле врачей, объявленных в 1953 году отравителями руководителей ЦК КПСС, о похоронах Сталина, когда люди в толпе давили друг друга, о невнятной дикции и болезни Брежнева. Ну, конечно, о чем же еще? Только о том, что у всех на слуху, о том, что страшно или смешно, а главное, негативно. При этом, парочка, почему-то осталась невредимой в давке во время проводов в последний путь советского вождя, и даже якобы добралась до его гроба.

В конце эпизода с этим воспоминанием Миронов-Горбачев глубокомысленно произносит, что они с Раисой стояли и смотрели в застывшее, восковое лицо Сталина. Из чего, вероятно, снова следует высоко художественная ценность постановки. А потом студент МГУ и будущий президент СССР написал прекрасное сочинение об Иосифе Виссарионовиче, которое всем его сокурсникам долго приводили в пример. Повзрослевший в спектакле Михаил Сергеевич в качестве оправдания того своего поступка объясняет, что хоть и думал иначе, но поступить по другому не мог, поскольку так тогда надо было.

Какая жалость, что он оказался таким лицемерным! В противном случае, не стал бы Горбачев первым секретарем Ставропольского крайкома ВЛКСМ, а потом первым секретарём Ставропольского горкома КПСС, а потом членом ЦК КПСС и, наконец, Генеральным секретарем со своей перестройкой на наши головы.

И, если верить творчеству Херманиса, то ведь не ведал Михаил Горбачев, что творил. Персонаж с таким именем в его постановке так и говорит: «Я не знаю как именно, но дальше так жить невозможно, нужны какие-то перемены». Вот ведь какая досада, он не знал, а мы теперь так хорошо знаем, что такое жить в эпоху перемен, неизвестно для чего совершенных.

А вот режиссер явно очень хорошо знает, что «произведения» подобные его спектаклю создаются только для того, чтобы продемонстрировать свою ненависть к стране, в которой родился и, которой по большому счету, очень многим обязан. За это и мстит.